В прошедшем времени как-то проще написать. И сказать проще. Потому что после ухода из жизни человека проще окончательно как-то назвать свое отношение к нему. Такое непростое отношение, что при жизни, в настоящем времени словами и не назовешь.
Эта статья гендерная, о мужчинах. Тех, кто произносит, мог бы произнести, мучается от невозможности произнести слова о том, что любви к матери не было или нет.
Вы представляете себе трудность пути, на котором ребенок, полностью зависимый от матери, нуждающийся в ее принятии, тепле, заботе, теряет надежду на получение столь необходимого ему? Конечно, эта трудность одинаково неподъемна и разрушительна и для мальчиков, и для девочек. Но сейчас о мальчиках.
Причем мальчиках возраста 35-45 и старше. Данный текст не претендует на полноту исследования. Он лишь набор наблюдений.
Мамы этих мальчиков, как правило, много работали. Их собственные мамы — бабушки мальчиков — не просто работали, а выживали. В этой занятости не было времени, места и сил для тепла на ребенка, для выражения любви, кроме кормежки, или обучения, как обращаться с эмоциями. Ни бабушки, ни мамы сами этого не умели — некогда было научиться. Да, пожалуй, и не у кого.
У таких мальчиков порой бывали классные бабушки. Да-да, те самые бабушки, которые как мамы выживали, не могли наполнить теплом своих дочерей, а вот к внукам выжили и появилось недопрожитое желание любить. Иногда взахлеб. И точно — теплее мам. Мамы отправляли к бабушкам на все летние месяцы, а то и на все дошкольные годы. Или просто появлялись дома после того, как ребенок заснул, и уходили на работу до того как проснулся. Внук же становился для бабушки смыслом. А на русскоязычном пространстве еще и отдушиной, возможностью контакта с пусть маленьким, но мужчиной, персонально привязанным к ней. Мужья поумирали, поуходили к другим, сыновья — все при женах. А внук, которого можно забрать, кормить, баловать — вот он, весь твой.
И естественная привязанность к матери у мальчиков ломалась, переключаясь частично на бабушку. Но лишь частично — мать ребенку никакой другой человек не заменит. Нехватка, тоска, скучание по маме — непреодолимая штука. И такая болезненная, когда вместо внимания холод, вместо понимания наказание, вместо времени вместе ругань из-за уроков/поведения/уборки. Такая болезненная, что чтобы защититься от нее, надо от матери отречься. Невозможно бесконечно желать любви и не получать.
А потом бабушки старели и умирали. Мальчик же, чаще уже подросток, оказывался без самого главного своего взрослого. И на место любящей бабушки, той, к которой привязанность, возвращалась мать. На которую уже обида огромна, настолько, что даже признать эту обиду никак не получится.
Мать же внезапно оказывалась в ситуации, когда надо отвечать за другого человека. Не послушного малыша даже, хотя и с ним мать не очень-то умела обращаться. Отвечать за подростка, колючего, замороченного собственным периодом в жизни. И мать срывалась. Или тотальным контролем, или применением физической силы. Вместо терпеливого выстраивания контакта и восстановления тепла с сыном — демонстрация силы и принуждения.
Мальчик снова выбирает «Я не люблю свою мать».
При том, что больше всего на свете хотел бы любить, и быть любимым.
Итак, детство закончилось. Началась взрослая жизнь. В которой побить мальчика, принудить его к чему-то, если кто и может, то уже не мать. Но теплее от этого не становится. Тоска по теплу и любви остается.
И надо эту пустоту чем-то закрывать. Допустим, мужчина сумел не начать закрывать ее алкоголем и иными веществами. Но чем-то же надо?
Попытками отношений. Когда понравившаяся женщина возводится на пьедестал. Потому что дает надежду на то, что пустота внутри вот сейчас закроется, и перестанет болеть. И станет все равно, что мать не любила, и он ее не мог любить. Хочется во влюбленности отменить все то, что причиняло боль.
Но любой другой человек в союзе ожидает, что двое будут договариваться. Чего они хотят — каждый за себя и вместе. Как они проявляются друг для друга — созваниваются, проводят вместе время или нет. Когда встречаются, ждать ли второго к ужину. И это внезапно превращает для персонажа нашей статьи весь сюжет в попытку контроля. Он снова испытывает тот же клубок чувств: желание любви и плату за это контролем/наказанием. И шарахается в сторону.
Иногда ему удается на какое-то время задержаться в отношениях. Особенно, если понравившаяся женщина мягка, во многом слаба и зависима от него, и не пытается договариваться. Только вот восторг влюбленности проходит, и накрывает разочарование. Ему же нужно пустой пьедестал заполнить. А туда мягкая и зависимая не помещается надолго.
Со следующей звездой все по кругу.
Так что, тупик? Если искать «правильную женщину» — да.
А если не искать правильную? Тогда придется заняться собой. Работа долгая, трудная, не звездная, но освобождающая от описанных кругов.
Признать, что есть несвобода в том, как реагирует и ведет себя мужчина.
Найти источник этой несвободы, эмоциональную зависимость, которая лишает вариантов.
Признать, кто является объектом зависимости. И отважиться выстраивать с ней отношения. С матерью. Жива она или нет, общаясь с ней в реальности или нет.
Понять, какая нужда и в чем не удовлетворена. Выдержать эту печаль. Признать, что любовь к матери есть и, хотя никогда не будет ответной «как хочется», на нее, эту свою любовь — можно опереться. Пережить абстиненцию — лишение иллюзии о любви. Научиться выдерживать свою пустоту. И освоить способы ее наполнять — не химическим веществом, другим человеком или трудоголизмом. А собственной личностью. Испытать благодарность к матери за то, что есть.
Суметь быть счастливым. Выстроить свою жизнь. Наполнить себя теплом, мастерством, интересом. Чтобы себя стало так много, что захотелось делиться.
И только потом встретиться уже с другими людьми, с другими женщинами, с которыми можно и хочется договариваться. Которые не очаровывают до беспамятства, но и не разочаровывают до тоски.
Коротко сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но это возможно.
